Что скрывает снег - Юлия Михалева

Кроме внешних звуков, досаждали и внутренние: семья у домовладельца была большая и шумная. А запахи, так легко проникавшие сквозь стену и намертво внедрявшиеся в каждую щепку обстановки! Деникин предпочитал не задумываться, из какой же дичи колбасник готовит свою провизию, если она так скверно пахнет.

Увы, о перемене жилья не доводилось и мечтать. Свободные дома в городе уже который год шли нарасхват. Те, кто не строился сам из дерева и не мог себе позволить, как и Деникин, обзаведение каменным особняком, мирились с теми условиями, что удалось раздобыть.

Деникин потопал у порога, сбивая снег с сапог, надетых вместо валенок в честь погребения, толкнул дверь, которую оставлял незапертой, и прошел в свою холостяцкую берлогу. Прислуги он не держал, так что отметить его непривычно раннее возвращение не мог решительно никто.

Подкинув поленьев в печь, помощник полицмейстера вытянулся на узкой кровати, положив руки за голову, и принялся разглядывать потолок - некогда беленый, но теперь весь в следах, оставленных непогодой.

Он планировал вздремнуть час-другой, прежде, чем заняться воплощением своего плана, однако сон не шел. В мозгу перекатывались слова, сказанные порывистым Ершовым. И, сколь сильно не хотелось себе в этом признаваться, они определенно вызывали в душе нечто, подобное угрызениям совести.

Дела убитых и исчезнувших, и в самом деле, густо рябили темными пятнами, как этот самый нечистый потолок. Ершов в своей пламенной речи указал только на часть несостыковок. Однако прежние попытки углубиться в любое из дел лишь еще более заводили в тупик.

Взять вот, например, каторжницу, Павлину (Калюжникову, как сумел все же выяснить дотошный Ершов, с превеликим - и пустым! - трудом отыскав ее прежнее дело).

В тот день, когда она заявила, что более не скажет ни слова, пока не воротится девочка, Деникин поддался.

Генерал отозвал своих людей на поимку налетчиков, так что на них в возвращении ребенка надежд не осталось. Пришлось вновь высылать в леса небольшой отряд ропщущих полицейских, однако и они вернулись ни с чем. Впрочем, уж больно быстро околоточные принесли эту весть, и Деникин подозревал, что они не дошли до зимовья.

Но няньку ответ не устроил. Сдержав обещание, она не проронила больше ни звука о том, что произошло в доме Вагнеров. Дальнейший допрос не дал результатов, и Деникин велел его прекратить, оставив преступницу на волю генерал-губернатора.

Конечно, убийца, подло сгубившая своего мужа, почти наверняка лгала. Скорее всего, она придумала всю историю лишь для того, чтобы ей вернули девчонку. Но несмолкающие домыслы Ершова все же сумели проесть дыру в уверенности Деникина.

- Отдав преступницу его превосходительству, мы рискуем навсегда упустить важные сведения, которые могут быть ей ведомы! - упорствовал околоточный.

К счастью для душевного покоя Деникина, глас рассудка все же заглушал рьяного Ершова. Он твердил совсем обратное: если версия помощника полицмейстера обтесалась столь гладко, что в нее без колебаний поверил сам Софийский, то она способна успокоить и горожан.

Да, беглецы по-прежнему где-то прятались - но в глазах жителей казненная нянька станет их олицетворением. Конечно, полицейские продолжат поиски негодяев (эх, знать бы еще, где искать!)... А за это время происшествия подзабудутся. За последние дни не поступало новых известий о пропавших, и, если так пойдет и впредь, жизнь скоро вернется в прежнюю колею.

Василий Софийский оказал нежданную услугу и явил себя сам - одной заботой меньше. Обнаружил себя и доктор: стало быть, и по его поводу хлопот не прибавится.

Оставалось загадочное убийство госпожи Вагнер - но у той более не имелось близких, и потому к весне уже никто в городе не упомнит, что убийцу так и не отыскали.

Младенца Романова, надо полагать, следовало искать в снегу где-то поблизости от инженерова дома, и вряд ли это составит сложности. Чувашевский, изумлявший фельдшера чудесными особенностями организма, упорно шел на поправку - и, чем более крепчало его здоровье, тем реже он взывал к установлению справедливости...

С дочерью Миллера хуже: ее-то отбросить не выйдет. Впрочем, отчего бы и в самом деле не заняться ее вопросом вплотную, когда все остальные окончательно решатся?

Нет, все вовсе не так плохо, как твердил Ершов. Он лишь напрасно лишал покоя...

А если и впрямь обратиться к дядьке Мишаю, столь любезно предложившему утром свои услуги? Он-то вряд ли станет изводить Деникина непрестанными пустыми речами.

Скоро, совсем скоро все воротится - иначе и быть не может! - к рутине, не требующей нахождения в управе сутки напролет. И это значит, что Деникин спокойно займется куда более интересными и волнующими заботами.

Однако, отчего ж их откладывать?

Можно прямо тотчас попробовать выдумать - где отыскать живые цветы в самый разгар зимы? А это, надо заметить, даже посложнее будет, чем расследование нынешних убийств. Ведь даже на утренних похоронах столь заметных особ пришлось обойтись искусственными венками, озолотившими галантерейщика, да еловыми лапами - не столько в дань давней традиции, сколько от отсутствия лучшего.

Повернувшись на бок, помощник полицмейстера улыбнулся будоражащему кровь воспоминанию.

***

Намедни Деникин, вознамерившись купить новые перчатки взамен прохудившихся, направился к тому самому галантерейщику, что мастерил искусственные цветы.

У прилавка, придирчиво выбирая нитки, стояла несуразно одетая маленькая китаянка. Из-под короткого, едва доходившего до уровня колен грубого тулупа - Деникин бы предположил, что шился он на ребенка - выступало синее атласное платье, убранное азиатскими узорами. Оно, столь нарядное, в свою очередь, переходило в подшитые валенки. На плечах лежал пуховый платок, однако выше него следовала не ожидаемая коса, а прическа сложная и необычная, хоть и порядком растрепанная. Четкий прямой пробор переходил в большой тяжелый овал черных волос, переплетенных мелкими тонкими косицами. Скрепляли все несколько шпилек, увенчанных хрустальными головками красных роз. Цветок господствовал и в аромате приторных духов, до краев наполнивших лавку и едва не вытеснивших весь воздух.

Род ее занятий не вызывал вопросов. Китайская проститутка, одна из многих. Чего в ней примечательного?

Деникин принялся выбирать перчатки, отчего-то не переставая краем глаза следить за молодой женщиной. Видимо, почувствовав, что ее разглядывают, она подняла голову и посмотрела на Деникина, улыбаясь тонкими, не подведенными на время дня, губами.

Ее красота вовсе не восхищала, совсем нет: резкие скулы, острый подбородок, удлиненные узкие глаза под набрякшими веками. Пожалуй, хорош был лишь нос: маленький, прямой, точеный. Однако, глядя на нее, Деникин, обычно не особо ходок до падших женщин, вдруг вспомнил слова Чувашевского. Учитель не находил в себе сил вести уроки, прежде не утолив телесную нужду - и помощник полицмейстера сейчас ощутил тоже самое.